Мне было одиннадцать лет, когда я, впервые попав за
пределы своей малой родины в ближайший - всего в четырех часах езды лесовозом
- город Канск, встретился с загадочным словом "бакалея", красовавшимся
над входом в продуктовый магазин рядом с другим незнакомым словом "гастрономия".
Это приятное на слух слово очень долго оставалось для меня загадочным. И лишь
будучи уже вполне зрелым человеком, я смог самостоятельно сформулировать, что
же означает эта загадочная бакалея. Бакалея - это группа колониальных товаров
для приятного времяпрепровождения с прихлебыванием безвредных для здоровья напитков:
чая, кофе, какао. То есть бакалея - это чай, кофе, какао и сопутствующие кондитерские
товары. Фонетический заряд звучного слова, начинающегося на, хоть и безударный,
но отчетливо громогласный слог "ба" и заканчивающегося элегантным
сочетанием "лея", всегда действовал на меня как некое волшебное заклинание.
Есть в этом явно нерусском слове что-то чарующее, как глоток ароматного кофе,
терпкого чая или нирванного какао, так что слово "бакалея" - очень
точно соответсвует своему содержанию, хотя и неявно.
Почти сорок лет спустя, будучи начинающим купцом, я оказался перед выбором:
чем торговать? Тут-то во мне и прозвучало сладкозвучно, как щипок за струны
арфы: "Бакалея". Конечно же, выбор свой я сделал не только из-за этой
чарующей фонетики - торговля бакалеей на Руси всегда гарантирует сбыт, особенно
чая. Но не обошлось и без этого музыкального нюанса.
Начало моего славного пути бакалейщика было курьезным.
В октябре 1992 года я случайно наткнулся в Германии на производителей какао-полуфабрикатов
для кондитерской промышленности. Подивившись дешевизне индустриального какао-порошка
и предвкушая солидные барыши, я начал искать отечественных потребителей. Вооружившись
проспектами, красиво отпечатанными коммерческими предложениями и пакетиками
с образцами какао, я смело ринулся в главное бакалейное заведение Белоруссии
- в объединение "Белбакалея". Я был, однако, встречен совсем не так,
как я предполагал. Серьезная дама-товаровед очень убедительно доказала мне,
что товар мой никуда не годится: цвет - не тот, аромат - не тот, да и цена -
высокая. Я был в трансе. Я своими глазами видел, как этот порошок производится
на новейшем автоматическом оборудовании из какао-бобов высшего качества, завозимых
из Ганы. Всего две недели прошло, как его сделали, и излучал он фантастический
аромат, который, на мой вкус, был как раз тот. Я сунулся в Москву и услышал
там тот же приговор. Все, решил я, прощай голубая мечта, не умею я правильно
нюхать и пробовать на вкус. То, что мне кажется отличным, с порога отметают
профессионалы от вкусовых рецепторов.
Через пару недель заглянул я на один механообрабатывющий завод в Минске по какому-то
пустяковому делу и между слов пожаловался на свой неправильный вкус. Замдиректора
того завода, очень энергичный и толковый Самуил Абрамович, неожиданно сказал:
"Не унывай, я дам тебе телефончик, позвони по нему". Я позвонил по
этому телефону и уныло поведал, что могу обеспечить поставки какао-порошка прямо
с завода в Германии по очень хорошим ценам. Мой собеседник пожелал немедленно
со мной встретиться и пригласил меня к себе в ... политехнический институт.
Я изумился этому странному сочетанию - политех и какао - и явился в указанную
лабораторию, набитую старыми осциллографами и еще более древними источниками
питания "УИП-1". Моим собеседником оказался средних лет преподаватель,
готовящийся наконец-то предстать перед Ученым советом для защиты своей многострадальной
кандидатской диссертации. Оказалось, что он, чтобы не умереть с голоду на своей
зарплате, стал кооператором и ведет оптовую торговлю всем и вся. Он, надо признаться,
мне не понравился: не люблю людей, не способных смотреть прямо в глаза, а он
был именно таковым. Он сразу, не торгуясь, заявил, что он берет для пробы двадцать
тонн. Тихо присвистнув про себя, я, стараясь быть как можно равнодушнее, объяснил
ему, что в теперешних условиях погони за валютой я вынужден требовать от него
денежки вперед. "Никаких проблем, выставляйте мне счет, а договорчик мы
сейчас и подпишем". Я был вне себя от радостного изумления, и этот мимосмотрящий
кандидат в кандидаты стал мне даже нравиться.
Через пару недель мы выгрузили заказанную им фуру прямо там, куда он продал
мой какао-порошок со своей неслабой накруткой. Ну-ка, угадай-ка, мой читатель,
где случилась эта выгрузка? Что!? Слабо!? Так вот, случилась эта выгрузка прямо
на складе "Белбакалеи", не пожелавшей покупать этот же какао-порошок
прямо от меня и минимум на тридцать процентов дешевле. Я был в полном недоумении,
но виду не подавал. Недели через три этот же волшебник из политеха заказал у
меня сразу две фуры. На выгрузку он меня уже не пустил, заверив меня, что заранее
отказывается от претензий, если в фурах чего-нибудь не будет хватать. Потом
он заказал пять фур сразу. Такое количество валюты найти в Минске оказалось
непростым делом, и поставка затянулась. В конце концов, не без помощи того же
политехника, валюта нашлась, и благоухающий какавным духом караван выстроился
под окнами моей кватиры, переполошив местную милицию.
Я ликовал. Если дела пойдут так и дальше, то ого-го какая сладкая жизнь начнется!
Ликовал я, как всегда, преждевременно. В газетах проскочило сообщение об очередной
посадке каких-то нехороших расхитителей из объединения "Белбакалея",
и волшебник из политеха, утратив свои чары, исчез с моего горизонта. Я же вновь
попытался взять штурмом "Белбакалею", но не было у меня чародейского
дара, и снова мне доказали, что с таким поганым товаром мне не стоит отвлекать
занятых людей, кои в поте лица трудятся, обеспечивая республику настоящеей бакалеей
- грузинским чаем и какао "Серебряный ярлык".
Но сделал-таки волшебник из политеха благое дело. Слух о моем какао распространился
в закулисье бакалейных кругов, и меня разыскал уже не кандидат в кандидаты,
а полноценный кандидат экономических наук Леонид Михайлович, как две капли воды
похожий на профессора-экзаменатора из кинофильма "Операция "Ы"
и другие приключения Шурика". Помните, как бдительный профессор оказался
не лопухом, а быстро разоблачил организаторов прямой радиосвязи между общежитием
и сдающим экзамен студентом? Сейчас Леонид Михайлович, как еврейский беженец,
живет в Чикаго. Леонид Михайлович был очень приятным партнером. Он весело шутил,
смотрел прямо в глаза и туда же резал правду-матку. Он и диагноз мне сразу поставил
точный: не обладаю я необходимыми данными для торговли с государственными структурами
- слишком грамотен, честен и вообще... Я и сам уже понимал, что есть что-то
в моей физиономии отталкивающее. Меня и с гослужбы-то в свое время выгнали явно
не зазря. Но я не унывал, ибо были и другие люди, которым был я вполне симпатичен,
прежде всего любимой жене, ну а раз так, не страшны мне всякие там госструктуры!
Леонид Михайлович оказался не меньшим кудесником, и чудесный какао-порошок от
фирмы "Вальтер Шредер" пошел в Белоруссию потоком. Конкуренция между
тем очухалась, и наши заработки стали ужиматься, но все-равно была это веселая
торговля. Я обеспечивал взаимодействие с Германией, а Леонид Михайлович ловко
взаимодействовал с гордой "Белбакалеей" и прочими госторгами. У него
явно имелись все данные для торговли с госструктурами.
* * *
Гордыня моя толкнула меня на расширение ассортимента, и начал я приглядываться к импорту кофе. Нашел я тропинку на один государственный заводик, где делался кофейный напиток из ячменя с цикорием с небольшим содержанием кофе для запаха. Заводик этот иногда жарил и настоящий кофе, и пользовался этот натуральный кофе определенной славой. Достать его только было трудно, ибо испытывал заводик трудности с поставками валютного товара - зеленых зерен кофе. Хоть и был этот заводик государственным, смогло его начальство преодолеть свою неприязнь к факту отсутствия у меня необходимых данных для торговли с госструктурами и стало заказывать зеленый кофе у меня. Первая же фура вызвала на заводике переполох. Оказалось, что такого высококачественного сырья заводик ни разу еще не получал. Заказали у меня и вторую фуру и третью, а потом перестали заказывать. Я удивился и вскорости узнал, что пришло как-то на этот заводик лицо кавказской национальности с бесспорным наличием данных для торговли с госструктурами, и заводик избрал его в качестве поставщика: и данными это лицо располагало нужными, и товар у него был привычный - сорта так четвертого, с моим же первосортным заводик просто не знал, что делать.
* * *
Уж если лезть в бакалею, то в первую очередь надо думать
о чае. Чай не сравнить ни с кофе, ни с какао. Русский человек - самое чаехлебное
существо на свете, вместе с англичанами, разумеется. Разочаровавшись в какао
и в кофе, но мечтая о карьере бакалейщика, начал я торговать, наконец-то, главным
бакалейным товаром. Помог мне в этом случай. Будучи в Москве на ярмарке и предлагая
шоколадные изделия из глубин Германии, я нашел заинтересованных в этих конфетках
лиц на знаменитой чайной фирме "Май" - они искали что-нибудь приятное
к своему авторитетному чаю. Мы быстро договорились: я везу "майцам"
конфеты, они рассчитываются чаем, а я, продав чай, уже потом рассчитываюсь с
немцами.
Начало чаеторговли оказалось трудным. Шустрые москвичи подсунули мне вместо
"Короны Российской империи" какой-то невзрачный чай "Херон Бранд".
Был это неплохой чай, но, повторюсь, невзрачный. И начались мои муки. Ни один
торг не желал покупать мой чай. Только ставшие самостоятельными и ушедшими из
под опеки строгих товароведок из торгов магазины не видели во мне отсутствие
необходимых данных для торговли. Злополучный мой "Херон" пошел с нарастающей
скоростью: была у него отличная цена. Едва рассчитавшись за эту фуру, я тут
же завез вторую. На этот раз был это подлинный "Майский чай", и выглядел
он так аппетитно, что стали его покупать не только частники и самостоятельные
магазины, но даже отдельные госторги. Торговля моя стала раскручиваться, и мне
понадобились наемные работники. Скоро сказка сказывается, а дела в наше время
еще скорее делаются. Через полтора года от первого посещения "Белбакалеи"
у меня уже появился свой грузовой автотранспорт и свои торговые агенты. Моя
фирма "Афонт" стала известной и даже авторитетной: мы поставляли только
качественный чай, и цены наши были самыми низкими. При моих контактах в Германии
никто не мог оказаться более удачливым импортером, и жил я припеваючи, не опасаясь
конкуренции.
Каждый божий день я общался с работниками торговли. Это был поначалу совершенно
незнакомый мир, к которому я относился с опаской, и который на меня смотрел
тоже с большим недоверием. Но постепенно холодок растаял, и был я уже признан,
если не своим, то во всяком случае, достойным уважения партнером. Я горд тем,
что для многих моих заказчиков оказался я первым поставщиком, не нарушающим
данное слово, а если грозил какой-нибудь форс-мажор, то обязательно вовремя
предупреждающим. Мои грузовики появлялись у заказчиков с точностью до пяти минут,
и не было к нам никогда претензий. Меня встречали все чаще с улыбкой и охотно
пускались со мной в разговоры за жизнь. И в этих разговорах я неожиданно увидел
в этих страшноватых торгашах людей, порой очень даже симпатичных. У меня сложился
устойчивый круг клиентов, мои грузовики по постоянному графику объезжали провинциальные
городки и столичные районы, оставляя за собой коробки с ароматным духом чайного
листа. Но не оставлял я попыток завоевать несдающиеся госструктуры, регулярно
находящие мой чай никудышным, тогда как мой чай брали не только богатые фирмы
для личных нужд, но и гонцы из ведомства самого президента забегали ко мне.
* * *
Как-то встретил я возле своего дома одного мимолетного знакомого, иногда навещавшего
не то земляка, не то свояка из соседней квартиры. Сосед этот нас когда-то и
представил друг другу. Этот знакомый был не простой смертный, а ни много ни
мало - полковник КГБ. За несколько лет, что прошло с нашего знакомства, полковник
невероятно изменился. От самодовольного и беаппеляционного авторитета былого
Владимира Леонидовича - так его звали - не осталось ничего. Это был нищий пенсионер
в поношенных одеждах. На его лице появились какие-то заискивающие гримасы. Он
стоял возле своих "Жигулей" - раздолбанной колымаги, из багажника
которой торчали какие-то палки, обвязанные шнурком. Я просто содрогнулся, представив
себе, что должен чувствовать былой хозяин жизни, знавший на все вопросы самые
правильные ответы, оказавшись у такого вот корыта, каким представлялся мне его
прогнивший "Жигуленок". Полковник не просто подобострастно поздоровался,
но и заговорил: "Владимир Николаевич, говорят, Вы процветаете, может быть
найдется у Вас какая-нибудь работа и для меня?". Я живо вспомнил сцену
из кинофильма "Бег", как коллега Владимира Леонидовича по ремеслу
просил, оказавшись не по своей воле в Париже, у земляка-буржуя об устройстве
на работу и горячо уверял, что он умеет делать все: скакать на лошади, стрелять
из пистолета, жарить яичницу и петь тенором в хоре. Я отрицательно покачал головой,
на что Владимир Леонидович в отличие от киногероя просто с мольбой посмотрел
на меня и, вздохнув, сел в свою латаную машину.
Но не прост был Владимир Леонидович! Своим молящим взглядом он меня загипнотизировал,
и я никак не мог избавиться от наваждения, чувствуя себя лично виновным в том,
что теперь он бедствует. На другой день, не вытерпев мук преследования этим
взглядом, я зашел к соседу узнать, как связаться с этим горемычным полковником.
Я позвонил ему и пригласил к себе поговорить, может быть найдется какая-нибудь
работа. Я и сам не знал, что ему предложить, но какая-то смутная идея в голове
вертелась. Когда он пришел, я смог эту туманную идею наконец-то сформулировать.
Я предложил бывшему авторитетному винтику государственной машины - уж у него-то
должны быть данные для торговли с госструктурами - взять на себя разговоры с
госторгами и проталкивать мой чай за комиссионное вознаграждение. Владимир Леонидович
- само воплощение благодарности ко мне - слегка приуныл:
- Да разве я смогу, ведь это же торгаши! Я их просто
боюсь.
- Другой работы у меня, к сожалению нет. А чего Вы их боитесь, ведь Вы же полковник,
или уже генерал?
- Какой там генерал, не издевайтесь надо мной, а не нужен ли Вам водитель?
- Нет, водителей у меня молодых целый кандидатский список со всеми категориями.
Нет, кроме этой работы с госторгами ничего у меня нет.
- А Вы можете мне поначалу помочь, как мне с ними разговаривать?
Я признался, что я его именно потому и приглашаю, что
меня в этот круг не пропускают. Может быть отставному полковнику будет проще
туда прорваться: "Представьте себе, что это вражеский штаб, а Вы, как Штирлиц,
должны им там все мозги запудрить". Видно было, что Владимиру Леонидовичу
эта задача совсем не нравилась, но нужда, видимо, подпирала, и он, скрепя сердце,
согласился попробовать. Я прочитал ему краткую лекцию по основам чаеведения
и бакалейного маркетинга, а он конспектировал мои изречения поразительно четким
ученическим почерком. При этом я особенно подчеркнул, что торговые работники
- тоже люди, с ними важно найти общий язык.
Через три дня Владимир Леонидович позвонил и, волнуясь, сообщил, что он нашел
мне покупателя. Придя ко мне, он рассказал, что сунувшись в пяток госторгов
и, будучи оттуда изгнанным - и у полковника в отставке не оказалось данных,
необходимых для торговли с госструктурами, он решился на инициативу и зашел
в отделившийся от торга большой универсам против своего дома. Там он увидел,
что наших чаев там нет, и сделал смелое предложение от лица моей фирмы. В магазине
заварили наши образцы и без проволочек заказали центнер "Майского чая".
Владимир Леонидович сильно извинялся, что он уклонился от предписания и полез
в негосударственный магазин. Я был в тот день в хорошем настроении и не расстроился
из-за этого нарушения дисциплины. Какая разница? Лишь бы оборот прирастал. Я
дал Владимиру Леонидовичу список наших клиентов в Минске и сказал, что все,
что не входит в этот список, может считаться его вотчиной. Владимир Леонидович
с энтузиазмом ринулся в бой, далеко обходя госторги, терявшие один магазин за
другим, трудовые коллективы которых лихорадочно оформляли кажущуюся свободу
от чиновников.
Через полгода Владимира Леонидовича было не узнать. Он весь светился, наряды
его подновились, его заработки у меня заметно превышали его полковничью пенсию.
Он был счастлив. Особенное удовольствие находил он в посещениях товароведок
из своей зоны влияния и в задушевных беседах с ними о былых временах. Как-то
он признался мне: "А Вы были совершенно правы, торгаши, оказывается, очень
даже приятные люди. Их портит только государство". А госторговля оказалась
нам не по зубам. И была она еще очень сильна.
* * *
Но не все коту масленница! Основа моего благополучия зиждилась на моем успехе
в Германии - там я конкуренции мог не бояться. Но вот приспичило Белоруссии
вместе с Россией ввести таможенные пошлины на чай, да не просто пошлины, а неслыханные
тридцатипроцентные (вместе с НДС на импорт) барьеры. Защищать, видимо, решили
свои чайные плантации. И тут начался мой закат. Если мои конкуренты имели все
данные для торговли с госструктурами, а я нет, то я бил своих конкурентов всем
остальным - ценой и качеством. Введение таможенных пошлин дало моей конкуренции
огромное преимущество, ибо она имела все данные не только для торговли с госструктурами,
но и для решения таможенных формальностей без выплаты пошлин. Пошлины же были
заведены для таких бездарей, как я. Цена конкурентского чая осталась почти без
изменения, а мой славный чай оказался неподъемно дорогим, хотя и делал я цены
уже почти без накрутки. Торговля стала наполняться чаем по ценам, которые свидетельствовали,
что контрабанда стала главной опорой экономики.
В Белоруссии чаем регулярно торговали пара дюжин фирм. "Афонт" занимал
среди них почетное ведущее место. Однажды я встретился на оптовом рынке со своими
конкурентами из Шри-Ланки. Это были молодые ребята, закончившие минские вузы,
оженившиеся и осевшие в Белоруссии. Они уважительно со мной говорили, признали,
что моя фирма - просто образцовая, и что мои сегодняшние цены говорят о том,
что у меня нет с таможенниками понимания. И у них не оказалось понимания с таможней,
а потому они сворачивают свое дело и улетают с женами назад в Коломбо. Начал
и я чесать себе макушку, а куда же деваться мне?
И понял я, что не дано мне стать бакалейщиком в стране сплошных таможенных пошлин.
Прав оказался Леонид Михайлович, нет у меня данных для торговли с госструктурами...
Но вот пришло письмо из Чикаго. Зовет меня Леонид Михайлович в Америку и пишет,
только послушайте, что у меня просто бакалейный талант, какой в Америке на весь
золота, а отсутствие данных для торговли с госструктурами там значения вообще
не имеет...