Три богатыря

Владимир Усольцев

Весной и летом 1994 года трудился я в поте лица не столько над продажей своей бакалеи, сколько над агитацией в пользу демократического кандидата в президенты Белоруссии профессора Шушкевича. Я агитировал до хрипоты на митингах, не упускал случая поагитировать при всех встречах с чиновниками, собирал посильные взносы на нужды избирательного штаба от своих сотоварищей по капиталистическому труду и сам, поскандалив слегка с женой, отвалил ощутимый кусок нашего бюджета на дело укрепления шаткой и болезненной демократии в стране, в которой я - бывший сибиряк - уже чувствовал себя, как в родном доме.

Не пропустил я и свой подъезд, в котором жил. Я обошел все девять этажей, заходя в каждую квартиру и призывая проголосовать за Шушкевича. Но был наш подъезд населен преимущественно пенсионерами, и тяжело было мне перебить любовь пенсионеров к товарищу Кебичу и откровенную симпатию к понятному всем человеку из народа, раскрывшему кражу гвоздей бывшим Председателем Верховного Совета профессором Шушкевичем - тому как раз к приезду Клинтона понадобилось забор на даче поправить, ну как тут не украсть, каждый бы украл! Признаюсь честно, не сработало мое красноречие. Если и убедил я кого-то из колеблющихся, то можно было их пересчитать на пальцах одной руки.

И только в одной квартире я получил не только полную и безоговорочную поддержку, но и предложение помощи в распространении агитационных материалов. Таким неожиданным подарком для меня оказался молодой круглолицый блондин с широченными плечами и могучими бицепсами. Я никогда его в нашем доме не видел, что, в общем-то, и немудрено: я вечно в бегах, а домина наш - такой агромадный, где уж тут разберешься, кто тут живет или не живет. Урбанизация!
Лето этого переломного года было для меня знаменательно не только появлением в Белоруссии президента, но и появлением на моей фирме, уверенно становящейся на ноги вопреки чиновничьему разбою, первого большегрузного автопоезда с тягачом-красавцем "МАНом". Первым водителем моего сокровища стал в силу случайного стечения обстоятельств молодой парень с дипломом трубача после музыкального училища помимо водительского удостоверения высшей категории.

Предстояло моему красавцу-автопоезду совершать небезопасные рейсы между немецкой глубинкой в земле Баден-Вюрттемберг и Москвой через бандитские вотчины Польши и Смоленщины, а потому решил я посадить в кабину "МАНа" экипаж из двух водителей, чтобы мог мой автопоезд пересекать небезопасные участки без остановок на отдых - самое подходящее для соловьев-разбойников обстоятельство. Я собирался уже объявить конкурс через газету, как сосед с первого этажа, узнав, что я обзавелся подвижным составом, настоятельно порекомендовал пригласить на работу соседа Володю - классного парня с золотыми руками. Сосед с первого этажа - мой полный тезка Владимир Николаевич - сам был классный мужик и обладатель элитной рабочей профессии инструментальщика, которая кому-попало просто не по зубам.

Я испытывал к нему искреннее уважение и не только потому, что он поддался на мою агитацию. Так что, его рекомендация была в моем представлении очень весомой. Володя работал в каком-то автохозяйстве дальнобойщиком - ездил в Среднюю Азию и в Закавказье, месяцами не бывая дома. Я стал терпеливо дожидаться его возвращения откуда-то из теплых краев. Через пару недель Владимир Николаевич сообщил мне, что Володя вернулся и отоспался, и можно с ним поговорить. Владимир Николаевич сам и отвел меня к нему. Я изумленно присвистнул: классный дальнобойщик Володя оказался тем самым единственным в нашем подъезде, помимо моей семьи, энтузиастом демократии с широченными плечами.

Володя не сразу согласился на мое предложение. Узнав, что моему "МАНу" уже восемь лет и стучит в нем уже второе сердце после капремонта, Володя резонно заметил: "Есть ли смысл мне уходить с новенького "СуперМАЗа" на старую колымагу?". Я посоветовал ему опробовать мой "МАН", но было это излишним. Володя и сам хотел покататься на немецком тягаче - благо немецкие автомобили пользовались высоким авторитетом в шофёрской среде. "МАН" был как раз в Минске, и Володя сделал на нем несколько кругов на пустой парковке. Он вылез из кабины сияющий: "Вот это класс! Эх и машинка!". "Ну как, не хуже "СуперМАЗа"?" - спросил я. "Куда там!" - был ясный ответ в пользу "МАНа". Потом Володя устроил мне допрос с пристрастием, что ждет его на новой работе? Мои ответы с честным указанием на неопределенность будущего у частной фирмы, особенно в связи с приходом явно не того президента, его удовлетворили, и стал Володя вторым водителем "МАНа".

Скоро сказка сказывается, а жизнь еще быстрее бежит. Через несколько месяцев пришел Володя ко мне хмурый и сказал решительным тоном:

- Все, Владимир Николаевич, ухожу!
- А в чем дело, Володя?
- Да не могу я работать с этим музыкантом. Это же форменный разгильдяй! Он угробит когда-нибудь машину. Никогда за ней не посмотрит, ничего не проверит, в кабине разводит бардак, я устал за ним чистить! Нет, или я, или он!

Я и сам замечал, что оба водителя друг с другом не ладили. И тот трубач, действительно, был по сравнению с всегда на редкость аккуратным Володей просто неряхой.

- Посмотрите, Владимир Николаевич. Я всегда, выйдя из кабины, обхожу машину по часовой стрелке и все проверяю, не случилось ли чего. Я всегда перед рейсом все прогляжу, подмажу, подтяну, почищу. Я никогда не нарушу правил, а он так и норовит на штраф напороться. Он и воздух-то перед троганием накачать забывает, все спешит.

Я даже с некоторым облегчением для себя решил музыканта уволить и сделать Володю главным водителем. Володя ожил и сказал, что он бы взял к себе в экипаж своего напарника, с которым ездил на "СуперМАЗе". Я, конечно же, согласился. Подобрать надежного напарника - это все равно, что космонавтов в длительный полет подбирать. Володя должен выбрать себе напарника сам - никто лучше его это не сделает.

Напарником оказался пожилой уже водитель Петрович, который хоть и выглядел вполне солидно, безуговорочно признавал лидерство молодого Володи. Прошло полгода успешной работы. Мне представилась оказия приобрести еще один автопоезд, и тоже "МАН". Володя, Петрович и я провели военный совет и договорились, что каждый из водителей будет ездить в одиночку. Знакомые с трассой, они уже знали, как преодолеть небезопасные участки сходу, и второй водитель в экипаже перестал быть острой необходимостью.

На новый автопоезд уселся Петрович, а Володя стал единоличным командиром нашего первенца. Оба автопоезда были доукомплектованы большими сундуками под рамами, где аккуратно были уложены ломы, лопаты, пилы, топоры, ведра, бухты тросов и газовые плиты - все в дороге может пригодиться. Я не мог нарадоваться на своих дальнобойщиков и даже гордился ими. Представьте себе водителя, одетого, как чистюля-чиновник в присутственном месте: отутюженные брюки, сияющие без пылинки туфли, галстук и свежая рубашка. Толстая пачка грузосопроводительных документов уложена в черный "дипломат" с аккуратной наклейкой "Афонт" - это название моей фирмы. Именно так являлись они перед грузоотправителями, грузополучателями и таможенниками. В дорогу они переодевались, аккуратно повесив свои наряды на плечики. В кабинах был редкостный порядок, какой не у каждой домохозяйки получится. У Петровича порядок был все-таки похуже, а у Володи порядок был идеальный. Лучше быть уже просто не может.

Когда я поступал в свою Alma mater, познакомился я с одним кемеровчанином, сдававшим экзамены на физфак и делавшим уже четвертую попытку прорваться в университет. Тяжело давались ему науки, а он все не сдавался. Чувствуя очередную неудачу, он рассуждал: "Все, не судьба, видать. Пойду в шоферы. Я буду ездить в костюме и в галстуке, в кабине у меня будет чище, чем в ресторане перед открытием. Я докажу, что и водитель может быть достойным человеком!". Он не набрал нужное количество баллов для дневного отделения и согласился учиться на вечернем. Я думаю, что было бы для всех лучше, если бы он пошел в шоферы... Мои водители - Володя и Петрович - сполна осуществили мечту того кемеровчанина, которого я сразу вспомнил, инспектируя свой подвижной состав в первый раз.

Я не люблю ругаться, не лежит у меня душа делать нагоняи; хреновый я, попросту говоря, "командир производства", и не умею я "работать с людьми". Но именно у меня были лучшие, наверное, во всем СНГ водители, и ругаться с ними не было мне никакой необходимости. И были мы все счастливы: фирма моя продолжала расти, Володя и Петрович стали валютными богачами, которым завидовали их сотоварищи по автобазе. Даже по сравнению с другими водителями-закордонщиками имели мои водители явное преимущество в оплате труда. И был у нас на фирме почти рай и капиталистический коммунизм.

Рай-то рай, а и происшествий всяких хватало. Однажды Володю по пути с грузом в Москву на том участке, где дорога имеет разделительную полосу и напоминает автостраду, попыталась остановить какая-то банда на двух "БМВ". Одна машина пристроилась перед Володиным тягачом и стала притормаживать, а из второй, ехавшей рядом слева, стали требовать остановиться, показывая то ли всамделишный пистолет, то ли газовую имитацию. Володя поступил так, как от него и можно было ожидать - он ведь не только силен был, как медведь, но и нервы у него были лучше, чем у космонавта, и уверенности он в себе имел достаточно. Так что взять его на испуг было невозможно.

Он перешел на пониженную передачу, поддал газу и пошел на таран передней машины, которая едва от него увернулась. Володя между тем резко взял влево, зажав вторую "БМВ" между своими прочными термоизолированными бортами и бетонным бордюром, и перескочил на встречную полосу. То, что можно здоровенному грузовику с метровыми колесами, не удастся легковой машине. Удар о бордюр ту, вторую "БМВ", остановил, видимо, подломилась подвеска левого переднего колеса. Преследование продолжилось одной машиной по встречной полосе, где Володя со своим длинным автопоездом просто не пропускал бандитов; перекрывая волнистыми маневрами всю ширину проезжей части, он то прижимал их к опасному бордюру, то грозил сбросить в кювет. Да и встречные машины были Володе на руку. Бандиты быстро успокоились и отстали.

Поздней осенью 95-го года получил я короткий факс из Германии: "По сообщению полиции, Ваш автопоезд сгорел во время стоянки в Фюрстенвальде. Судьба водителя неизвестна. Сообщаем телефон полиции в Фюрстенвальде...". Это был факс от фирмы "Коста", куда направлялся за очередной партией конфет Володя на автопоезде, у "Косты" же и купленном. Я едва не потерял сознание, прочитав эти скупые строчки. Что с Володей!? Срочно звоню в полицию по номеру из факса. Дежурный полицейский подивился звонку из Минска и быстро нашел в сводке происшествий нужную запись. Оказалось, что наш "МАН" непонятно почему загорелся, когда Володя мирно спал на стоянке.

Пожар был быстро ликвидирован, водитель успел нагишом выскочить из горящей кабины и с ожогами доставлен в местную больницу. По сохранившимся на бортах рекламным надписям полиция решила, что грузовик принадлежит фирме "Коста" и направила сообщение о происшествии именно туда. Полицейский быстро нашел телефон больницы, и я уже через три минуты говорил с лечащим врачом. Она меня успокоила: Володя сильно не пострадал, только слегка траванулся дымом и получил ожоги второй степени на руках. Правда, она заметила, что Володе несказанно повезло. При подобных пожарах водители почти всегда погибают, а он успел придти в себя, не отравившись во сне. Врач сказала, что его можно будет отпустить из больницы уже дней через десять, а поговорить с ним можно будет уже сегодня вечером.

С души моей один камень упал. Оставался еще один - надо было сообщить об этом Ирине - жене Володи. Она восприняла это сообщение как положено - по-женски, с рыданиями и причитаниями. Она жаловалась, заливаясь слезами, на свою судьбу шоферской жены: и в Таджикистане его обстреливали моджахеды, и в Абхазии его спасли от артиллерии только скалы. Только обрадовалась спокойной жизни, когда весь кругорейс не больше пяти тысяч километров, да с двумя заездами по пути домой, а тут на тебе - пожар!

Вечером я связался снова с больницей, поговорил коротко с Володей и дал трубку Ирине, оставив ее одну у телефона. Минут через пять она вышла со счастливой улыбкой на лице: ничего страшного с Володей не случилось.

Через несколько дней Петрович, выгрузившись, наконец-то в Москве, без задержки поехал в Германию к Володе. Он отвез ему комплект одежды и осмотрел остатки нашего автопоезда. Его сообщение казалось невероятным: "Владимир Николаевич, мы его восстановим, надо заменить только кабину и подкрасить. Мотор и все остальное в полном порядке". Парковка для грузовиков в Фюрстенвальде оказалась в ста метрах от пожарки, вот пожарные и не дали огню уничтожить все дотла. Это давало какие-то надежды...

Неподалеку от Фюрстенвальде - в самом центре мрачно знаменитых Зееловских высот проживал один мой знакомый, хозяин небольшой транспортной фирмы, несколько раз подвозившей мой какао. Однажды ему устроили громадное свинство два его молодых водителя, которые страшно невзлюбили капиталистические порядки после объединения двух Германий. Приехав на двух грузовиках в Минск, они бросили груз и рванули к сладким девкам в Смоленск, загуляв на пару недель - пусть этот буржуй Бреннер - так звали моего знакомого - заплатит штрафы за просроченную доставку, так ему, гаду, и надо!

За пару недель от брошенного просто так на дороге "Вольво" остался только остов с мотором. Бреннеру потом удалось этих двух весельчаков упечь в немецкую тюрьму и получить страховку за ущерб. Но ничего бы этого не было, если бы я не помог ему непосредственно на месте с восстановлением разграбленного "Вольво" и не дал решающих показаний для суда, напрочь опровергающих утверждение лихих фантазеров, что их взяла в заложники русская мафия. Так что был Бреннер в долгу передо мной.

Он с лихвой мне этот долг и вернул. По моей просьбе оттащил он остатки моего автопоезда в свое просторное хозяйство и поставил за надежным забором с охраной. Володя быстро поправился и вернулся в Минск вместе с Петровичем, уже загрузившимся и возвращавшимся назад. Руки Володи были еще в толстых бинтах, но он твердо мог держать обгоревший паспорт при пограничных контролях. Из-за этого паспорта и спалил себе руки Володя. Он выскочил в одних трусах из кабины, объятой уже пламенем, и, вспомнив про паспорт в бардачке, бросился назад. Я не представляю, что он испытывал, получая серьезные ожоги и пробираясь в бардачок. Врожденный страх советского человека перед пограничниками, которым потом доказывай, что ты не верблюд, сделал из него второго Муция Сцеволу.

Паспорт обменял он довольно быстро, а тут как раз созрел у "Косты" еще один автопоезд на продажу, и я купил и его с отсрочкой платежа. Володя сел на автопоезд Петровича, а Петрович получил уже третий "МАН". Бреннер между тем подтвердил, что сгоревший грузовик еще вполне послужит, и предложил свою мастерскую в помощь. Володя и Петрович предложили мне в штат еще одного своего товарища, и я без колебаний его принял. Василию - так звали третьего моего дальнобойщика, скромного аккуратного парня - вживаться в новую жизнь особенно не понадобилось, потому что работала вся эта троица до прихода ко мне в одной автобазе и ездила в одних и тех же караванах. Василию, правда, предстояло своего коня еще восстановить. Быстро нашел я через своих многочисленных знакомых в Германии подходящую кабину, и ремонт начался.

Вся троица появилась на фирме, где нашлась та кабина, и начала сама разбирать списанный "МАН". Через некоторое время весь персонал собрался посмотреть, как работают эти непонятные русские. А работали они очень даже по-немецки! Все инструменты были приготовлены, все болты аккуратно ослаблены, все разъемы разняты и скрупулезно помечены. Резак прошелся чрезвычайно точно и аккуратно так, что кабине не был нанесен и малейший ущерб. И никакого тяп-ляп, чего все немцы от них ожидали! Кабину закрепили на раме Володиного тягача по всем правилам такелажного искусства и уехали с ней к Бреннеру. Через неделю я появился на этой фирме в Ульме и услышал поток восторженных слов о моих трех мастерах. Хозяин фирмы, которая утилизовала старые грузовики, сказал: "Отдай их мне, я своих ради них запросто уволю, а им еще и зарплату увеличу". Уверяю моего читателя, что услышать такое у швабов - событие эпохальное. Едва-ли какой другой русский работяга удостоился бы такой чести.

То же самое повторилось и у Бреннера. На работу моих орлов смотрели как в цирке. Приговор был однозначный - это не русские. И Бреннер просил меня уступить таких суперводителей, мастеров на все руки.
Это действительно были не вполне русские. Володя и Василий были коренные белорусы из Гомельской области, только Петрович был россиянином по происхождению, но с детства прожил среди белорусов. И действительно, есть отличие между русскими и белорусами в характерах и в умении работать. Есть свои виртуозы-мастера во всех углах России, есть между ними и сверхопрятные аккуратисты, но все это - исключения из правила: все это остатки от былой мастеровой Руси, загинувшей за последние восемьдесят лет. В Белоруссии же добросовестных и умелых работяг погуще будет, ну, а мне просто повезло: мне достались водительские сливки. Вот в этой среде самых работящих и толковых оглашенному белорусскому президенту ничего не светит. Презирали его мои водители еще больше, чем я.

Весной все три грузовика заработали на полную мощь. Президент еще не успел наколбасить, как ему хотелось, и дела мои шли в гору. Постепенно мой транспорт переключился на два вида работ: возить грузы только для себя или для одного заказчика - немецко-русской экспедиционной фирмы "Везотра". На "Везотре" не могли поверить, что такое возможно, чтобы водитель являлся точно в срок до минуты, да еще и при галстуке с "дипломатом". Наш патрон с "Везотры" Фенглер специально заглянул в кабины водителей и обалдел. Он спросил у меня в ближайшем телефонном разговоре, чем порю я своих водителей, что они такие добросовестные? Услышав от меня, что я вообще в их дела не вмешиваюсь, Фенглер сразу предложил мне выполнять самые ответственные сложные рейсы по перевозке сборных грузов. И мои водители потянули эту самую трудную работу на радость и изумление "Везотре". Фенглер, слегка говорящий по-русски, уважительно называл мою команду "Трьи бокатирья".

Во время кратких отстоев в Минске вся троица собиралась у своих коней и основательно занималась профилактикой. В самом начале мы договорились, что их благополучие зависит от доброго самочувствия их кормилиц, и они без малейшего понукания с моей стороны, заботились о машинах, как о своих. Они часто ездили одним караваном, у каждого была рация, и развлекались они по дороге, травя в эфир анекдоты...

А я уже подумывал о переименовании моей команды "Три богатыря" на "Четыре мушкетера". Из Володиных друзей взял я по его рекомендации еще одного водителя по имени Виктор, который был самому Володе под стать в смысле аккуратности и опрятности. Кроме водительского удостоверения, имел Виктор еще и диплом автослесаря-моториста и слыл в водительской среде самым лучшим диагностиком: на слух безошибочно выдавал он полный перечень пороков любого автомобильного сердца. Он развозил по Минску мой чай на "Газели", ожидая очередного автопоезда от "Косты", но не повезло ему, как и всей нашей фирме. Батька Лука в 97-ом году уже развернулся от души.

Возить себе стало уже нечего. Оставалась "Везотра" и случайные перевозки для русских фирм. Но пришел черный сентябрь 1998 года с русским дефолтом, подкосившим "Везотру" и разгромившим почти весь белорусский международный транспорт. На плаву остались только те, кто вообще не признавал никаких законов и никаких отчислений государству не делал. И именно такие запредельные наглецы пользовались покровительством компетентных органов, борющихся с коррупцией и нечестностью в отношениях с государством. Ну, а мне пришлось расставаться и с автопоездами, и с водителями, с моими тремя богатырями и с "мушкетером" Виктором…
А потом пришлось расстаться и с Белоруссией.