Борис Башилов

НАДЗИРАТЕЛИ ВУЛКАНОВ И ФАБРИКАНТЫ КАНАРЕЕК
Из эмигрантских былей

I.

Пан Владек, чиновник Шанхайской таможни, зачислял всю русскую эмиграцию в цыгане. Это делалось паном Владеком на основании подмеченной им у русских эмигрантов необычайной страсти переезда из одной страны в другую.
-Все русские эмигранты, пан Платон, - говорил убежденно пан Владек, -все до одного, вы мне ничего не возражайте - тайные цыгане.
В отношении того, что все русские эмигранты суть тайные цыгане, пан Владек конечно, не прав, но любовь русских эмигрантов к переездам подмечена им совершенно правильно. Каждый русский эмигрант это такое пакостное существо, которое никогда не удовлетворяется жизнью в той стране, куда забросила его судьба, а всегда лелеет мысль уехать в другую страну. А уехав в другую страну, русский эмигрант всегда хочет уехать в третью.
И чем дальше, тем дело обстоит хуже. Все развертывается по французской пословице, -"Аппетит приходит во время еды". И, наконец, наступает такой роковой момент, когда русскому эмигранту хочется выехать уже во все страны сразу. В этой последней стадии русский эмигрант представляет собою несносное существо и является палачем консулов всего мира.
Но я, конечно, стою всецело на стороне русских эмигрантов н нисколько не жалею иностранных консулов, которые после большевиков несомненно являются самыми злейшими врагами русских эмигрантов. Вражда между эмигрантами и консулами, вражда берущая свое начало в глубокой древности, коренится прежде всего в глубоком психологическом отличии любого консула от любого эмигранта.
Всякий консул по своему душевному складу скучнейший прозаик, отвратительный деляга, которого не проймешь никакими лирическими речами о том, какой неимоверный переворот в культуре его отечества произведете вы, ежели он поймет что за необыкновенную личность он видит перед собой. Консул в наше просвещенное время ведь нечто вроде поставщика рабов в старые времена. Пока вы разливаетесь соловьем и набиваете себе цену рассказами о своих подвигах в Первую Мировую войну и в Гражданскую войну, о своей нечеловеческой энергии, проклятый иностранный консул, существо всегда в высшей степени тертое и реалистическое, смотрит на вас рыбьими равнодушными глазами и отмечает про себя, что у вас узкая грудь, что у вас уже мешки под глазами, что вы слишком вертлявы и попусту растрачиваете много энергии и что визу вам давать не следует, потому что вы самая заурядная эмигрантская балаболка.

...Тут я сделаю маленькое отступление и расскажу своими словами теорию пана Владека.
- Нет, вы мне не возражайте,-блестя глазами заявлял пан Владек, всякий раз прежде, чем приступить к изложению доказательств, почему по его мнению все русские эмигранты имеют в своих жилах цыганскую кровь.
Я никогда и не пытался возражать пану Владеку, но он смотря, на меня в упор всегда несколько раз подряд повторял:
- Нет, вы мне ничего не возражайте.
Потом он всегда делал небольшую паузу и многозначительным тоном произносил:
- Все русские эмигранты, я в этом совершенно убежден, происходят от цыган.
- Только русские? -спрашивал я.
- Нет, не только. Но русские, в особенности.

- Да, но ведь эмигранты состоят из людей самых различных национальностей, -осторожно замечал я.
- Что значит состоят? -победоносно спрашивал пан Владек, гневно ероша свою пышную шевелюру. -Мало ли кто как вздумает себя называть, так извольте верить. Если я назову, на пример, себя королем Сиама, так вы же мне не поверите?
- Нет.
- Ну вот, видите, -расцветая от сознания непобедимости своих аргументов, говорил пан Владек.
- Нет, пан Платон, вы только хорошенько вдумайтесь в мою теорию о происхождении современной эмиграции от цыган. И тогда вы все, все поймете. Тогда вам станет совершенно ясна причина анархии, которая царит в современном мире.
Но тут происходила всегда какая-то странная, мистическая вещь, каковая в дни моей юности происходила с алгебраическими задачами, которые я пытался уразуметь. Чем больше я обыкновенно сидел над алгебраическими задачами, чем больше старался вникнуть в их смысл, тем больше ничего не понимал. То же самое происходило всегда со мной, когда я начинал слушать пространные доказательства пана Владека о происхождении современных эмигрантов от цыган.
Он рассказывал мне вычитанную им неизвестно где, или придуманную им, фантастическую теорию о происхождении цыган, о коварных способах, с помощью которых цыгане издавна проникали в разные страны, о связи цыган с нечистой силой разных сортов, о тайных союзах цыган, стремящихся захватить власть во всем мире.
- Позвольте, пан Владек, так, значит, кроме большевиков и евреев власть во всем мире хотят захватить еще и цыгане?
- Да, да, да, -стуча кулаком по письменному столу, кричал пан Владек. -Я могу это доказать как дважды два четыре.
-Что же у цыган и своя идеологическая программа есть? Свой заговор сионских мудрецов?
-Боже мой. Боже мой! - хватаясь за голову, кричал пан Владек, -и вы до сих пор не слышали ничего об этом? Нет, в следующий раз, когда вы придете пан Платон, я обязательно по знакомлю вас с "Планом Семи".
Совершенно обескураженный уверенностью пана Владека, я начинал понемножку сомневаться в своем русском происхождении, смотрел на себя в висевшее в его кабинете трюмо, стараясь обнаружить на своей физиономии хоть какие-нибудь следы цыганского происхождения. Не обнаружив оных, я нерешительно спрашивал героя открытия таинственного "Плана Семи".
-Пан Владек, итак вы считаете, что мы русские эмигранты на самом деле цыгане?
- Без сомнения! Это совершенно ясно, -горячо говорил пан Владек закуривая новую сигару. -Что в ваших жилах течет цыганская кровь, это ясно с первого взгляда. Посмотрите только на себя в трюмо.
- Я уже смотрел и ничего не обнаружил.
- Значит плохо смотрели, посмотрите на себя повнимательнее.
Пан Владек брал кресло и садился рядом со мной. И мы смотрели оба в зеркало. Причем происходила какая-то странная вещь, зеркало совершенно ясно показывало, что если кто-нибудь из нас двоих и был похож на цыгана, то не я со своими голубыми главами, неопределенной формы носом, а пан Владек, жгучий брюнет, с довольно-таки горбатым носом.
- Ну что, пан Платон, вы, наконец, убедились? -спрашивал торжествующе пан Владек после нескольких минут утомительного рассматривания отражавшихся в зеркале наших физиономий.
- Убедился, -отвечал я.
- Ну вот видите, -радовался пан Владек. -Нет, знаете, я завтра же утром скажу начальнику таможни, что я не стану больше заниматься дурацким делом рассматривания чужих чемоданов.
- Что же вы будете делать? Начнете заниматься пиратством в Желтом море?
- Ах, не говорите глупостей. Я не люблю когда люди говорят глупости во время серьезного разговора. Я брошу дурацкую таможню и приступлю к организации антицыганского интернационала. Значит, вы убедились, что вы цыган?
-Нет, я убедился, но совсем не в этом.
- А в чем же? -спрашивал озадаченный пан Владек.
- Я убедился, что вы, пан Владек, несравненно больше похожи на цыгана, чем я.
Наступило продолжительное, томительное молчание. Потом пан Владек ледяным тоном спросил меня.
- Вы это шутите, конечно?
- Нет, посмотрите на себя еще раз в зеркало.
- Я не буду больше смотреться в зеркало, - совершенно оледенелым тоном проговорил пан Владек, - а попрошу вас немедленно выйти из моего кабинета. Я не считаю возможным больше разговаривать с человеком, который обвиняет меня в том, что я цыган,
- Позвольте, но ведь вы же первый обвиняли меня, что я похож на цыгана.
Но пан Владек не пожелал слушать меня, а еще раз попросил покинуть его кабинет, что я не преминул, с большим удовольствием, исполнить.
После этого разговора мы еще не раз встречались с паном Владеком на улицах Шанхая. Но завидев меня пан Владек всегда поворачивался ко мне спиной и делал вид, что с большим интересом рассматривает морды тигров, нарисованные над входом в лавчонки китайских скорняков.

II

Всякий русский эмигрант обычно поэт и поэт лирического склада. Мечтать и фантазировать -это любимое дело эмигранта любой национальности, а русского эмигранта в особенности. Нигде и никогда во время своих скитаний по миру я не встречал такого количества мечтателей и фантастов, как среди русских эмигрантов, обреченных на нудное сиденье в эмигрантских лагерях, пока международные политики решат вопрос, куда их девать.
Международные политики это существа куда более неповоротливые чем Илья Обломов и дедушка Крылов. Проходит месяц за месяцем, год за годом, а эмигранты все сидят и сидят в огороженных проволокой лагерях. Так было в эмигрантских лагерях в Галлиполи, на Принцевых островах, в Александрии, в Бизерте, после Гражданской войны в России, так было и после Второй Мировой войны,
И вот, чтобы дать хоть какой нибудь выход энергии русские эмигранты принимаются мечтать и фантазировать. Боже мой, и как они мечтают и фантазируют! Что за пылкость фантазии, что за безграничный полет мечты! И откуда что у людей только берется. Ну Гоголи, прямо Гоголи! Что за язык! Что за сюжеты! Что за герои. Все необычайно живописно, все необычно как в фантастических повестях Гоголя или Гофмана,
Русский эмигрант, которому надоели прозябание в бараках, сделанные из консервных жестянок кружки и котелки, жизнь в разделенных одеялами комнатах, как никто иной, обращен к красочной, романтической стороне мира. Рассказы о сереньких людишках, будничных происшествиях -не в ходу у русских эмигрантов. Люди с необычным характером, с необычной романтической судьбой, выбившиеся в далеких экзотических странах в люди, ставшие незаменимыми советниками, докторами, художниками, пилотами у туземных королей и магараджей, эмигранты ставшие мужьями миллионерш и эмигрантки, вышедшие замуж за миллионеров, эмигранты-генералы необыкновенных армий, надзиратели вулканов, владельцы страусовых ферм и крокодильих питомников -вот кто интересует русского эмигранта, вот что дразнит его фантазию.
Слухи об эмигрантах и эмигрантках, ухитрившихся поймать за хвост фортуну, облетают молниеносно всю эмиграцию, немедлен-не передаются из страны в страну. Русские эмигранты попали сейчас в положение евреев. Поэтому, они, как и евреи, имеют свою пантофельную почту.
Эмигранты чрезвычайно ревниво и внимательно следят за своими удачливыми соотечественниками. Стоило Александру Зубко-ву пришвартоваться к пятидесятилетней сестре кайзера Вильгельма II. как об этом через месяц стало известно уже на всех отдаленных островах Тихого и Атлантического океанов.
- Иван Иванович, -кричал с борта английской шхуны, зашедшей на один из островов архипелага Фиджи, матрос этой шхуны, русский эмигрант, жителю острова, оживленно беседовавшему с местными людоедами. -Вы слышали, какой номер отмочил один наш паренек Зубков!
- Нет, а что?

- Вы спрашиваете что! Этот, подлец, если дела хорошо пойдут, может стать германским императором.
- А о Борисе Скосыреве слыхали?
- Нет.
- Он объявил себя претендентом на Андорский престол.

- Ну и что ж? -любезно раскланиваясь с прибывшим на берег людоедским вождем, .спрашивал поселившийся на острове русачек.
- Ну ничего! Французская полиция хочет его арестовать, но боится.
- Почему боится?
- Скосырев грозится объявить Франции войну, после того, как он станет правителем Андоры.
Такие же разговоры происходят всегда в Сингапуре, в Сиднее, Капштате, Рио де Жанейро. Буэнос Айресе между приехавшими и встречающими. Пока спускаются трапы и таможенные чиновники проверяют документы и чемоданы, все новости эмигрантского мира Европы, Африки и Америки становятся известными присутствующим на пристани. А вечером они становятся достоянием всех живущих в порту русских эмигрантов.
Новости об успехах отдельных эмигрантов всегда будоражат! душу русских эмигрантов, в какой бы прекрасной стране они ни жили и как бы хорошо они ни устроились. А когда душа у них взбудоражена, то они всегда думают о визах.
Вопрос о визах -это альфа и омега эмигрантской жизни. Если вы, благодаря своему уму, таланту, красоте, ловкости или деловым способностям даже и добились наивысшего положения, то-есть стали мужем сестры императора, женой бразильского миллионера, генералом парагвайской кавалерии, любимым доктором негуса или стали, как полковник Кушлянский, пилотом его величества короля Аравии Ибн-Сауда II, вопрос о визах все же окончательно не снимается с повестки вашего будущего.
Как я уже упоминал эмигранты вообще, а русские эмигранты, в особенности, устроены весьма странно и им всегда хочется уехать из той страны, в которой они живут. Если вы являетесь доктором у негуса Хайле Селяссие, вам почему-то хочется обязательно стать доктором Ибн-Сауда II. А если вы пилот Ибн-Сауда II, то вам хочется обязательно стать пилотом абиссинского негуса, так как вам кажется, что негус, наверно, больше понимает русских, чем король Аравии. Доводы людей, желающих получить визы всегда неожиданны и привести их в какую-либо систему совершенно невозможно.
Так, например, Иван Степанович Арбузенко, есаул Кубанского войска, осевший в Сингапуре и имевший кондитерскую ''Кубань", дававшую ему хороший доход, когда мы были с Аристархом Орловым в Сингапуре, умолял Аристарха, чтобы он помог ему получить визу в Абиссинию.
- Иван Степанович, -терпеливо убеждал его Аристарх, с аппетитом поедая вкусное туземное кушанье, изготовленное женой Арбузенко, молодой красивой малайкой.
- Подумайте, ну что вы будете делать в Абиссинии? Вам уже около пятидесяти. Здесь вы имеете дело, обеспечивающее вам верный кусок. А что вы будете делать в Абиссинии? Охотиться на слонов и львов?
Но отговорить русского эмигранта, у которого появилось желание получить визу в какую-нибудь страну, отказаться от его желания -совершенно безнадежное дело.
-Нет, почему вы не хотите понять справедливости моих доводов, -горячился Арбузенко, -Если художница Гогина получила от негуса орден за перевод стихов Пушкина на абиссинский язык, то чем я хуже Гогиной? Почему она. женщина, смогла получить орден, а я мужчина, боевой офицер, имеющий девять ран, не смогу получить орден.
- Ах, Иван Степанович, Иван Степанович, -вздыхал Аристарх, -вы кипятитесь совершенно напрасно. Во-первых, я не заявлял, что вы хуже Гогиной, А то, что вы боевой офицер и имеете девять ран, не имеет никакого отношения к переводу стихов Пушкина на абиссинский язык. Вы никогда не были в Абиссинии, а Гогину родители привезли в Абиссинию девочкой и она знает абиссинский язык, как русский. А вы не знаете ни одного слова по-абиссински. Затем Гогина, ведь, уже перевела Пушкина на абиссинский язык и больше ордена за перевод стихов Пушкина негус не даст.
- Да, -не сдавался Арбузенко, -но ведь можно перевести на абиссинский язык "Войну и Мир" или "Мертвые души". Негус знает об экспедиции казака Аршинова в Абиссинию и о пребывании в Адис-Аббебе отряда казаков во главе с Красновым. Негус слышал о казаках от своего отца, он любит нас, казаков.
Все четыре дня, пока мы прожили в Сингапуре, в бунгало есаула Арбузенко, Аристарх пытался убедить Арбузенко не переезжать в Абиссинию. Но это, конечно, не привело ни к чему.
Когда огромный французский пароход, названный "Артосом", в честь одного из героев романа Александра Дюма "Три мушкетера", выходил из порта Сингапура в открытый океан, последние слова донесшиеся до нас с палубы китайской джонки, на которой Арбузенко провожал "Артос" были следующие:
- Так что вы, пожалуйста, не забудьте в Шанхае попросить португальского консула достать мне визу в Адис-Аббебу. Вы казак семиреченский, я кубанский, мы, казаки, должны помогать друг другу. Если португальский консул откажется, то...
Тут заревела могучая сирена "Артоса", прощавшегося с Сингапуром и расслышать последние слова Арбузенко нам не удалось.
Аристарх помахал платком стоявшему на носу джонки Арбузенко и грустно вздохнув, сел в один из стоявших на корме шезлонгов.

III

Это было в гостинице "Эспланада", в Загребе, куда мы с Аристархом переехали из порта Сушак, расположенного по выражению сербов " на нашем славном Ядранском море", именующемся на всех географических картах обычно Адриатическим.
Недели через полторы после нашего прибытия в столицу Хорватии, рано утром в дверь занимаемого мной номера кто-то постучал. Было только семь минут восьмого. Одевшись я открыл дверь. В корридоре стоял высокий господин видом весьма напоминавший дон-Кихота Ламанчского. Он имел длинное и бледное лицо с узкой бородкой, узкую грудь, узкий торс на длинных костлявых ногах.
- Родной племянник знаменитого исследователя Центральной Азии Пржевальского, -прищуривая близорукие карие глаза, глухим голосом сказал он. -Я хочу видеть господина Аристарха Орлова.
- Он еще спит, о чем вы хотите с ним говорить?
- Я хотел бы узнать, какие сведения требуются от лиц, имеющих паспорт Нансена и желающих получить визы в какую-ни будь страну.
- Ну, в какую, например?
- Знаете, я еще не остановился на какой-нибудь конкретной стране, -протирая платком запотевшие стекла пэнснэ, смущенно сказал родной племянник Пржевальского. -Ну, например, какие сведения я должен буду сообщить, если захочу поехать скажем в Коста-Рику, или в Новую Зеландию, или, хотя бы в Афганистан.
- Почему вы не обратитесь к консулам стран, которые вас интересуют?
- Я ездил уже в Белград четыре раза, я был у французского, английского, чехословацкого и китайского консула. Я хотел установить, что собственно, в среднем, интересует иностранного консула.
- Ну и что же вы установили?
-Я установил, что установить принципы на основании которых составляются анкеты для лиц желающих получить визу -совершенно невозможное дело. Вот почему, я и хотел получить некоторые разъяснения от господина Орлова.
Я попросил племянника Пржевальского посидеть у меня на диване пока Аристарх встанет. Когда Аристарх, выпив чаю, вошел ко мне, то между ним и племянником Пржевальского произошел следующий разговор:
- Как я вас понимаю, -сказал Аристарх, -вы хотите иметь представление о том, на каких принципах основан порядок выдач" виз в наше время.
- Вы совершенно точно сформулировали мое желание, - подтвердил племянник Пржевальского. -Побывав только у четырех консулов, я почувствовал себя совершенно сбитым с толку. В анкете, полученной от французского консула, был вопрос о Юм, в каком городе я венчался. В анкете, полученной от английского консула я должен был указать номер своего телефона. В чехословакской был вопрос, какие товары я думаю купить во время пребывания в Чехословакии, а в китайском -кто был отцом и матерью прислуги, которая меня будет сопровождать. Не кажется ли вам, что все эти вопросы несколько отвлеченны?
- Да, -усмехнулся Аристарх, взглянув на племянника Пржевальского. -Вопросы, которые предлагают в наши дни лицам, желающим поехать в какую-либо страну, являются несколько отвлеченными. Опросные анкеты, выдаваемые консульствами, неопровержимо доказывают, что с каждым годом в мире становится все больше сумбура и все меньше свободы. Напрасно вы надеетесь открыть признаки каких-либо принципов или логики в этих анкетах. В реакционные времена до Первой мировой войны, когда было мало партий, защищающих свободу, только две страны требовали визы. А теперь сорок девять стран требуют получения виз. Прежде, чем получить визу в некоторые страны вам придется ответить на сто двадцать вопросов.

- На какие, например, -спросил мрачневший все больше и больше племянник знаменитого путешественника.
- Если вы поедете в Бельгию, вам тоже придется указать на селенный пункт, в котором вы венчались. Если вы вздумаете ехать в Коста-Рику, то вы должны указать имя вашей жены. Желая ехать в Боливию, вы должны указать, где и в каком году родился ваш отец. Если в Афганистан, то каково было имя вашего дедушки. В Италию -каков цвет вашего лица. И все эти вопросы предъявляются к полноценным путешественникам подданным какого-либо государства. Обладатели же паспорта Нансена не отделываются так легко. Вы не воображайте, что консул удовлетворится тем, что вы ответите на сто двадцать вопросов, имеющихся в анкете. Вы еще несколько раз подвергнетесь устному допросу чиновников консульства.
- А что могут спрашивать они, -совсем упавшим голосом спросил племянник Пржевальского.
Аристарх пожал плечами.
- Фантазия людей, работающих над тем, чтобы ограничить свободу, настолько причудлива, что вряд ли найдется хоть один человек на свете, который мог бы ответить на ваш вопрос. Чиновник консульства может, например, спросить сколько волос было у вашего дедушки в момент венчания с вашей бабушкой и если вы не ответите немедленно какое-нибудь многозначное число, он решит, что вы слабоумный и на этом основании откажет вам в визе.
- Но, что же мне, все-таки, делать, -с отчаянием проговорил племянник Пржевальского, - я должен во что бы то ни стало выехать из Югославии, я не могу больше оставаться в Югославии.
- А, может быть, вы преувеличиваете, -спросил Аристарх, великолепно зная какими странными желаниями руководствуются иногда русские эмигранты стремясь выехать в другую страну.
- Ах нет, -безнадежным тоном произнес племянник путешественника, открывшего в пустыне Центральной Азии дикого верблюда и дикую лошадь, -Ах нет, я больше не могу занимать ся своей профессией.
- А какова же ваша профессия?
- Вместе с одним знакомым, -смущенным тоном произнес племянник Пржевальского, я перекрашиваю молодых воробьев в канареек, это профессия легкая и заработок хороший, но, знаете, с ней нельзя долго жить в одном городе.
- Ну, а почему бы вам не переехать в Белград? Почему вам жить обязательно в Загребе?
- Мы уже жили в Белграде.
- Ну, переезжайте в Сараево.
- Мы уже жили там.
- Ну, в Белую Церковь.
- Тоже жили. Мы жили во всех крупных городах Югославии.
- Да, сочувственно сказал Аристарх, тогда вам действительно, лучше выехать из Югославии. Заниматься перекрашиванием молодых воробьев в канареек в сербских селах, учитывая пылкий характер сербов, конечно не безопасно.
- Мы с Иваном Николаевичем пришли к такому же самому убеждению, уныло сказал племянник Пржевальского. -Но уже второй год, мы не можем получить никуда визу.
Аристарх посмотрел на портрет Вука Караджича и сказал:
- Сейчас у меня нет времени, а сегодня вечером приходите в шесть часов к памятнику Бана Елачича, я вам дам несколько советов, с помощью которых вы не будете нуждаться ни в каких консулах.

IV

У меня не было никакого особого желания встречаться снова с племянником Пржевальского, хотя мне, конечно, было жаль обоих фабрикантов фальшивых канареек. Но обстоятельства сложились так, что когда в начале седьмого я возвращался из города в отель, пошел сильный дождь. Решив переждать дождь, я зашел в кафану. В кафане я увидел сидевших вокруг одного из столиков племянника Пржевальского, Аристарха и еще какого-то пожилого коренастого господина. На столе стояла начатая бутылка с известной "Златной Каплицей".
Пожилой господин, встав протянул мне руку:
- Иван Николаевич Степин, главный официант Одесского кафе Франкони, а ныне в известном роде вольный комерсант.
Племянник Пржевальского распорядился принести еще одну рюмку. Дождь лил не переставая и мы просидели в кафане до половины девятого.
Племянник Пржевальского был молчалив и озабочен, Степин же говорил без умолку. Необычность профессии его нисколько не смущала и он с сожалением относился к своему компаньону, явно стыдившемуся своего занятия.
- Николай Евграфович -человек ученый, - несколько раз повторил Стелин, -и душа у него колебательная. Все они меня уговаривают заняться другим делом. Другим!? Легко это сказать другим! А чем другим? Николай Евграфович все эти египетские папирусы читать может, как другие люди газетки. Человек ученый. В царской России огромные деньги бы получал. А кому в Югославии нужны его египетские науки. Телом он кволый, Я семь раз раненый, раз контуженный, одиннадцать раз битый. Это легко судить, воробьев, мол, в канареек переделывают! Жулики! А еще люди интеллигентные! Ну, интеллигентные, это мы верно. А где в каком законе, я вас спрашиваю указано, что интеллигентным людям нельзя воробьев в канареек перекрашивать?
Степин пил рюмку изумительного сербского вина "Золотые-Капли" за рюмкой и с каждой минутой его речь становилась го рячей и возбужденней. Видно занятие Степина и Пржевальского не пользовалось одобрением русской колонии Загреба и Степин не мог отказать себе в удовольствии полемизировать с воображаемыми хулителями.
- Степин, видите ли, в неблагородстве занятий уличен. Степин такой и Степин сякой. А никто не подумает, что эти проклятые воробьи у меня может половину сердца испортили. Ежели бы не он, - кивнул Стелин головой на совсем загрустившего после вина Пржевальского, - так я бы. может, первым попавшимся на глаза стеколком себе горло перерезал. Вы думаете, это легкое дело крашеных воробьев продавать. Покрасить - это пустяк. А вы по пробуйте их продать. Продать тоже полдела. Сербки и хорватки о канареек охочие. Продать за 30 динар легко можно, а постарайтесь вы потом запомнить по каким вам улицам можно ходить, а по каким - нельзя. Тут надо полковником генерального штаба быть, а не гражданскими личностями, -вытаскивая свернутый план Загреба из кармана сказал Степин.
Когда Степин раскинул на соседнем свободном столике план, то оказалось, что весь план был покрыт разного рода условными значками и цифрами. Только несколько улиц соединявших центр города с вокзалом были свободны от всяких отметок. Видимо, Степин, и не будучи полковником генерального штаба, от природы был награжден военным умом и приготовил себе и египтологу путь отступления от места обиталища к железнодорожной станции.
Так и оказалось.
- Вот вся территория, которая остается в нашем распоряжении с Николаем Евграфовичем, -вздохнув проговорил Степин.
-На всех остальных улицах живут проклятые сербки и хорватки, которые покупали уже у меня воробьев заместо канареек. Через несколько дней, если мы не уедем, мы или погибнем с голоду, или нас на куски разорвут обитательницы этого города.
Вздохнув Степин начал свертывать карту.
Это был, кажется, единственный случай, когда Аристарх Орлов не стал уговаривать эмигрантов отказаться от своего намерения выехать из приютившей их страны.

Рассказ взят из книги: Борис Башилов. Собрание сочинений. Буэнос Айрес. 1960 г