Е. Левицкий

НА ПАРОХОДЕ

Пароход-паром оперирует между Оклендом и Сан-Франциско. В конторе идет приём рабочих.
Короткий опрос:

- Фамилия? Сколько лет? Русский?

- Русский!

- Адрес - 1845 Пост стрит?

- Нет, 1731 Пост.

- Граф? Подполковник?

- Не совсем.

- Неправда! Все русские - графы или подполковники! Я молчу.

- Ну, всё равно. Нам нужно одного «графа» мыть посуду. Согласны?

- Умираю от восторга.

- Хорошо. Завтра в 5:30 утра. Здесь. Гуд бай!

С утра надо было грузить пятидесятифунтовые куски льда; обняв мокрую скользкую холодную
глыбу, спускаться с ней по узкой крутой винтовой лестнице вниз. Потом грузить продукты; когда
пароход трогался, мыть в кухне вороха посуды; в это же время мимоходом завтракать. Пока
пассажиры в Окленде сходили на берег, нужно было «мапить» (шваброй мыть столовую).

Когда приближались к Сан-Франциско, нужно было, нагрузив ручную тележку пустыми ящиками,
банками и т. п., стоять на носу, впереди пассажиров, подавшись всем корпусом вперед, и, как
только с грохотом спускали «фартук», нестись галопом на другой конец пристани. Там быстро
разгрузить тележку, получить по списку заказанные продукты, погрузить их и
переменным аллюром, лавируя между спешащими пассажирами, нестись обратно на пароход. На
всю операцию было 6 минут: пароход отходил обратно в Окленд.

Каждый день я собирался уйти, каждый вечер откладывал. В одно прекрасное утро, вталкивая
кусок льда в холодильник, я не рассчитал, толкнул его слишком сильно, и он ударился в
противоположную стенку, которая другой стороной выходила в столовую. В ней было вделано
большое зеркало. От удара изнутри зеркало треснуло от центра во всех направлениях, изобразив
нечто вроде флага страны восходящего солнца.

Это меня очень удручило, и я окончательно решил уйти. Сделав ещё один рейс, я заскочил в
контору. О несчастье с зеркалом там уже знали.

- Знаете, я решил оставить эту работу. Сегодня вечером.

- Вечером? - взревел форман. - Не вечером, а сейчас! И он сунул мне уже заготовленный чек. Так
закончилась моя морская карьера.

Это было давно. Это было до издания рабочих законов, до социального обеспечения, до пособий
при безработице, до страхования здоровья, до права на вакации. Это было до юнионов, до
Русского Центра, до Дома св. Владимира.

Это было в доброе старое время.

* * * * *

Н. Пугачев

СПЕЦ ПО МАЛЯРНОМУ ДЕЛУ

(Письмо друзьям из Америки)

... Вы, дорогие мои, которые неподходящих для трудовой жизни профессий - вроде как лауреаты
премий за поэзию или как Ировские чиновники по снабжению - не смущайтесь никак этим. Прите сюда смело!

Я вот приехал, например, таким дурак-дураком сюда. Мотаюсь, конечно, ищу работу по электрической специальности. На английском языке говорю вполне правильно (два месяца изучал на курсах УМКА перед отъездом), только американцы меня как-то слабо понимают, а я их
почему-то никак. Встречаю на своё счастье двух знакомых, по их словам, профессоров -хирургов.
Устроились хорошо при большой клинике. Один ночным сторожем, а другой по ещё более узкой
специальности: чистильщиком каким-то.

- Братцы, говорю, помогайте! Мотаюсь, ноги побил, а службы никак найти не могу.
- Ну, говорят, дуракам везет. На той клинике, где мы работаем, взяли двух маляров окна красить, а один запил, на работу не выходит. Срочно гони туда!
- Вот, говорю, дармоед! Люди по улицам мотаются, работы ищут, а он от работы бегает. Только вот незадача: я не маляр! Я - инженер. Электрик. Ей Богу! У меня и диплом есть.

- И диплом, говорят, есть?
- Есть, говорю, друзья, есть. Как же без диплома можно? При себе завсегда ношу. И не копия какая липовая, а оригинал случайно сохранился. С печатями!
- С печатями? А ну, покажи.
- Вот! - показываю. - Уважаемые профессора, обратите внимание на печати. По 100 марок в Мюнхене за каждую платил.
- Так чего ж ты к нам, осел этакий, обращаешься? Ты сиди и жди, когда «Вестингаус электрик компания» пригласит тебя на должность управляющего всего производства. Беспременно пригласит... Жди, в самом скором времени.

Повернулись и пошли.
- Постойте, кричу, черти полосатые! Да вы мне хоть скажите, на всякий случай, как маляр по-американски называется?
- Пэнтер, кричат, пэн-тер!
Почесал я затылок и подался в клинику.

- Ай эм пэнтер, виндоус специалист пэнтить.
Приводят меня в большую залу. Окон видимо-невидимо, все стены стеклянные. Стоит посередине мастер, солидный такой, краски разводит.
- Вы есть пэнтер? - спрашивает.

А у меня и горло перехватило. Шутка что ли - профессору, можно сказать, малярного искусства очки втирать? Я только головой мотнул - понимай сам, как знаешь, а за последствия я не отвечаю.

- Уэлл, - говорит. - Подводит меня к одной стеклянной стене, дает ведёрко с краской, кисть без малого с лопату величиной и тряпочку небольшую.

- Вы, говорит, - эту стену красьте, а я буду другую. Если капнете краской на стекло, то тряпкой сразу вытирайте, а то краска быстро засыхает, потом не сдерешь.

Объяснил все это мне и словами, и руками - понял я. Дело, думаю, несложное. Не в шашки играть!

Обмакнул я кисть в ведро. Ну, Господи, благослови! Как мазнул - мать честная! Так краска чуть не пол-окна залила. Я, конечно, скорей вытирать. Забрал поменьше краски, осторожненько провел -опять течёт, только поменьше. Так крашу и вытираю. Не столько этого крашенья, сколько вытиранья. Замучился вконец, аж пот с меня течет.

Смотрю - с другого крыла, что окнами на мою сторону выходит, больные собрались, на меня показывают и смеются. Меня от неприятности в жар ударило: «Чего они ржут, холеры,» - думаю. - Виноват я, что ли, что у них малярная техника так плохо поставлена? Переплёт оконный -
железный, тоненький, а кисть - как у нас заборы мажут». Рассердился, иду к мастеру.

- Дайте, говорю, мне соответствующую кисточку, тоненькую, «смол брешь». А эта лопата разве для такой тонкой работы? Этой, говорю, слонов только красить. Да и тряпок дайте побольше, чего жалеть, на этом не разживетёсь.

А он плечами вздёрнул, но дал мне маленькую кисть, подходящую. Теперь дело пошло лучше. Мажется, конечно, но не так: подтирать успеваю. Повеселел даже я. Думаю, я вам покажу, как русские маляры работают! Марш «Победа» насвистываю. И не заметил, как два окна и прошел.

Дай-ка, думаю, посмотрю, как у мастера дела идут. Да и тряпок ещё нужно взять. Оглянулся - глазам не верю - он уж полстены своей лопатой отмахал. Шесть окон! И тряпкой не видно, чтобы подтирал. Ну, думаю, дело дрянь! В унынье пришел. Мажу, а сам на дверь поглядываю - кажись,
пора удочки сматывать. А мастер подходит ко мне: «Вот так, говорит, надо красить». И кистью - раз, два, три, четыре - внутренний переплетик готов и стекло чистое... Видит, что я нос повесил, похлопал меня по плечу - ничего, говорит, пойдет!

Взял я опять большую кисть. Раз, два... а три уж нет времени красить, подтирать, нужно. Взяло тут меня зло. Не может быть, чтобы русский человек такой ерунды не осилил, осрамился! Не бывать этому! Стиснул зубы, работаю дальше, приловчился: лучше пошло. На другой день ещё
лучше. На третий - и эту «смол брешь» и тряпки забросил, орудую лопатой, марш насвистываю. В пятницу вечером говорят: «Расчет получай». Тут я, признаться, струхнул малость - это, думаю, значит: « Катись, Петро, специалист «виндос» красить! Ищи опять другую работу, неизвестно по какой специальности».

Оказалось, нет! В понедельник на работу приходить, а долларов получил столько, сколько никогда в руках не держал. Даже в Мюнхене, когда спекуляцией занимался.

На радостях обоих профессоров - и сторожа, и того, прости Господи, чистильщика, в гости зазвал, американской водкой напоил, да и сам... Ну, да это к делу не относится.

Понравилось мое старание мастеру. Кончилась эта работа, он меня с собой на другую взял. И вот работаю теперь маляром в лучшем смысле. Живу, братцы, неплохо. Прямо сказать - очень даже хорошо. Доллары-то здесь полноценные. А диплом в чемодан спрятал. На память. Так что,
дорогие мои, гоните сюда смело! Дипломчики свои оригинальные и всяких композиций спрячьте, а на ручки поплюйте, да за работу – глядишь, тоже в люди выйдите.


1950 г. Калифорния.